Дьявол против кардинала - Страница 110

110

Конечно же, Карл и не думал возражать против ее отъезда. Вот только у него не было денег. Парламент согласился выдать три тысячи ливров, лишь бы выпихнуть из страны ненавистную католичку.

Генриетта проводила мать до Дувра. Ей тоже было страшно, но она решила остаться с мужем. Здесь ее дети, и потом — она не привыкла уступать. Все же упрямство — их фамильная черта.

Шторы в королевском кабинете были спущены; в подсвечнике таял огарок свечи. Людовик безвольно сидел в кресле, вытянув худые скрещенные ноги и уронив руки на подлокотники. Он «скучал».

Утро он провел в своей мастерской: собственноручно отлил небольшую пушечку и опробовал новый пресс, отчеканив несколько луидоров со своим изображением. Год назад он был очень горд, когда ввел эту новую монету, равную десяти ливрам, чтобы упорядочить денежную систему в стране. Но с тех пор его энтузиазм иссяк, ибо денежная реформа не пополнила казну.

— Деньги, деньги, деньги… Они уходят, как вода в песок. Кстати, вы, мой друг, могли бы ограничить себя в расходах, — сказал король скрипучим голосом, обращаясь к Сен-Марсу, застывшему у окна. — Роскошь в вашем особняке просто вызывающа. Мы должны подавать пример нашим подданным, ограничиваясь самым необходимым…

— Ваш дорогой кардинал тратит в сотни раз больше, а вы ему слова поперек не скажете, — огрызнулся Сен-Марс.

Он был зол. Король отказался подарить ему Шантильи, пояснив, что уже обещал передать замок Конде. Ну конечно, ведь его сын, герцог Энгьенский, собирается жениться на племяннице Ришелье — тринадцатилетней Клер де Врезе! Сен-Марсу пришлось довольствоваться графством Даммартен, но будь у него Шантильи, возможно, Мария де Гонзаг смотрела бы на него иначе!

О чем бы ни думал Анри, его мысли неизменно возвращались к прекрасной принцессе Мантуанской. Он был ослеплен, покорен, порабощен! Образ Марион Делорм растаял в чаду его влюбленности, не оставив даже воспоминания. Гордый Сен-Марс не узнавал сам себя: он был готов ползать перед своей богиней на коленях, служить ей, исполнять ее малейшие прихоти, лишь бы она одарила его благосклонным взглядом.

Друзья недоумевали. Да, Мария де Гонзаг красива, умна, образованна, но она старше Анри на восемь лет! К тому же она такая гордячка. Бывшая невеста королевского брата никогда не согласится стать женой королевского фаворита, чья судьба зависит от каприза повелителя. А тут еще кардинал, словно издеваясь, постоянно вставляет ему палки в колеса…

Занятый своими мыслями, Анри не сразу осознал, что король уже некоторое время что-то говорит жалобным голосом:

— Он тиранит меня… Он всегда все знает; что ни скажешь — ему сейчас донесут. И всегда-то он прав! Начни только думать иначе, и он тотчас повернет дело так, что ты заговоришь его словами. Он везде и всюду, без него шагу нельзя ступить… В конце концов, это невыносимо!

Сколько раз Сен-Марс уже слышал такие слова! Но сегодня он внутренне затрепетал от надежды: вот, вот оно! Его час настал!

— Сир, вы здесь господин, кардинал — ваш слуга. Прогоните его!

— Тубо! — сразу прикрикнул на него Людовик, как на собаку. — Экий вы быстрый!

Король встал с кресла и повернулся спиной к Сен-Марсу, скрестив руки на груди. Ему было неприятно: не хотелось, чтобы его поймали на слове, потому что свое слово он привык держать.

— Не спешите! — снова заговорил он, не оборачиваясь. — Кардинал — величайший слуга Франции из всех, кого она когда-либо имела. Я не смогу без него обойтись. И знайте, что если он когда-нибудь выступит против вас, я даже не смогу оставить вас при себе…

Через день Людовик созвал Совет.

Пока члены Совета рассаживались за столом, Сен-Марс встал за стулом короля. Это место он назначил себе самочинно несколько месяцев назад, и Ришелье был неприятно удивлен, что король смолчал, не указав зарвавшемуся фавориту на дверь. Но сегодня к нему подошел капитан гвардейцев и громко сказал:

— Господин де Сен-Марс, главный королевский министр просит вас не беспокоиться о государственных делах, кои вас не касаются, а исполнять ваши обязанности распорядителя королевского гардероба и главного конюшего.

У Сен-Марса вспотели ладони, кровь прилила к щекам. Неужели ему грозит опала? Не может быть, чтобы кардинал отдал такой приказ без согласия короля?

Он не осмелился перечить и вышел, провожаемый насмешливыми взглядами.

В начале мая агенты Ришелье перехватили письмо от герцога де Лавалетта к Ла Форсу в Гиень. Опальный герцог побуждал старого маршала взбунтовать гугенотов, обещая поддержку графа де Суассона.

Затянувшееся пребывание графа в Седане, под крылом герцога Бульонского, уже давно тревожило Ришелье. Суассону было позволено находиться в Седане четыре года, и теперь этот срок истекал. Людовик приказал графу вернуться в Париж под угрозой ареста его доходов и обвинения в оскорблении величия.

Суассон прислал свое доверенное лицо — Александра де Кампьона с двумя письмами. Письмо к королю состояло сплошь из уверений в преданности, покорности и безгрешности; письмо же к кардиналу было выдержано в более строгом тоне. «Я совершенно уверен в своей невиновности в этом деле и во всех прочих, я ничего не боюсь. — писал Суассон. — Прошу передать мое дело на рассмотрение парижского Парламента, самого сурового из всех судов королевства».

Ришелье с раздражением бросил бумагу на стол.

— Что ж, — сказал он Кампьону, — если граф хочет погибнуть, то он на верном пути.

У кардинала были личные причины для неприязни к Суассону: тот собирался жениться на дочери Конде, отвергнув руку любимой племянницы Ришелье, герцогини д’Эгильон. Кампьон получил от Людовика приказ: Суассон должен явиться во Францию или выехать в Венецию. В тот же день Кампьон покинул Париж. Его путь лежал в Брюссель.

110