— Что ж, вы получите то, что заслужили, — сказал Ришелье. — Капитан! Уведите.
Капитан гвардейцев отвел Воселя к казначею, который выдал ему кошелек со звонкими экю, — свое задание он выполнил.
Тотчас после их ухода из-за ширмы в кабинете кардинала вышел король. Лицо его было сумрачно, между бровей пролегла глубокая складка.
— Я рад поведению моего брата, — сказал он.
— Я был совершенно уверен, что его высочество поступит только так, а не иначе, — любезно отвечал кардинал.
Людовик направился к выходу, Ришелье почтительно посторонился. Гвардеец распахнул перед королем дверь. Вдруг Людовик остановился и оглянулся на кардинала.
— Идите вы первым, — отрывисто сказал он. — И так все говорят, что настоящий король — вы.
Замешательство Ришелье длилось не больше двух секунд. Он схватил подсвечник, стоявший на камине, и подошел к двери:
— Да, государь, я пойду первым, чтобы освещать вам путь.
Людовик был теперь нечастым гостем в Сен-Жермене: государственные дела вынуждали его оставаться в Париже, военные — выезжать в Артуа. Иногда он навещал жену и детей, но поселялся по-прежнему отдельно, в Новом замке, где занимал себя тем, что стряпал, вытачивал безделушки из кости, играл со своей обезьянкой, охотился.
Каждое появление мужа Анна воспринимала со страхом, которого старалась не показать: мысль о том, что Людовик отнимет у нее детей, не давала ей покоя. Только когда карета короля вновь скрывалась в облаке пыли, она могла вздохнуть с облегчением.
В мае Людовик нагрянул, как всегда, неожиданно, и велел «приготовить валик». Вечером двухлетнего дофина привели в спальню родителей, пожелать доброй ночи папеньке и маменьке. Увидав отца в длинной ночной рубашке и колпаке, мальчик немедленно разревелся.
— Перестаньте, сейчас же перестаньте! — суетилась вокруг него гувернантка. — Ай-ай-ай, как нехорошо! Вы должны быть паинькой! Вы же не хотите, чтобы вас наказали! Перестаньте плакать и поцелуйте папеньку, а то будете наказаны!
Малыш зашелся в крике; у Людовика от гнева перекосило лицо.
Анна бросилась к сыну, укоризненно взглянув на гувернантку:
— Не плачьте, Луи! Вы получите подарки, если будете любезны с папенькой! Много, много подарков, какие захотите!
Мальчик всхлипывал, слезы текли в три ручья.
— Все, довольно! — крикнул Людовик.
Анна мигнула начальнику охраны, до сих пор бесстрастно стоявшему у дверей, тот подхватил ребенка на руки и вынес его из комнаты.
— Хорошо же вы воспитываете нашего сына, сударыня! — гневно произнес король, когда они остались одни. — Дофин видеть меня не может! Каждый раз начинает кричать, точно ему черт явился! Это вы настраиваете его против меня?
У бедной Анны дрожали губы, она часто моргала, стараясь прогнать слезы.
— Ну уж я вытравлю такие мысли у него из головы! — пригрозил Людовик и, как был, накинув только плащ, ушел к себе.
С Анной случилась истерика. Камеристки суетились вокруг нее, предлагая выпить воды, понюхать соли. Послали за врачом; появилась госпожа де Брассак, разбуженная этим переполохом.
Завидев ее, королева вскочила с кресла и бросилась к ней, схватила за руку:
— Голубушка, умоляю, поговорите с кардиналом! Просите его заступиться за меня; если король увезет дофина, я… я…
Ее душили слезы; она закрыла лицо платком и зарыдала. Казалось, и камень разжалобится при виде матери, страшащейся потерять свое дитя. Госпожа де Брассак снова усадила ее в кресло, гладила по плечам, говорила на ухо что-то ободряющее.
— Да принесите же, наконец, воды! — прикрикнула она на застывших камеристок.
Людовик стоял у окна спальни, заложив руки за спину. В дверь постучали, и в комнату вошел епископ Лизье.
— Я пришел к вашему величеству вести переговоры о мире от лица одного из величайших принцев на свете, — торжественно объявил он.
Епископ посторонился, и «величайший принц на свете» робко переступил порог. Его уже перестали наряжать в платьица; на нем была щегольская курточка, короткие разрезные штаны и белые чулки, на туфлях сверкали дорогие пряжки. Мягкие шелковистые локоны спадали на кружевной воротник.
Священник слегка подтолкнул мальчика в спину. Тот подошел к отцу, не поднимая глаз, встал перед ним на колени и произнес затверженную фразу, прося прощения. Людовик поднял его и поцеловал.
— Я прощаю вас, сын мой, — сказал он. — В честь нашего примирения примите этот подарок.
Он подал мальчику маленькую шпагу, которую выковал сам.
— А теперь взгляните сюда.
Маленький Людовик, забыв все свои страхи, с любопытством выглянул в окно, встав на цыпочки. Во дворе стояла маленькая лошадка, запряженная в небольшую повозку, и обмахивалась хвостом. Ее держал под уздцы гвардеец, приставленный к дофину в «дядьки».
— Ура! — мальчик вприпрыжку выбежал из комнаты.
— Поблагодарите папеньку! — укоризненно крикнул ему вслед епископ.
Людовик сделал успокаивающий жест рукой. Он смотрел в окно и улыбался: дофин уже взобрался на повозку и встряхивал вожжами, подпрыгивая от нетерпения.
Неделю спустя та же сцена повторилась, но теперь на коленях перед королем стоял Карл Лотарингский.
Герцогу надоело быть в бегах, он устал от положения изгнанника и наемного военачальника. Король примирился со своим братом, у него есть наследник — он вряд ли держит зло за прошлые обиды. К тому же новый союзник будет только кстати.
Карл с непокрытой головой вошел в спальню Людовика и опустился на одно колено: