Дьявол против кардинала - Страница 56

Париж! Она рвалась туда всем сердцем. Перед рождением Шарлотты переехала из Нанси в Бар-ле-Дюк, на «ничейную» землю, поближе к французской границе. Писала мужу и Анне Австрийской, умоляя их добиться для нее разрешения вернуться ко двору, даже превозмогла себя и написала Ришелье. Тот ответил отказом. Наглый выскочка! Узнав, что Гастон овдовел, герцогиня стала строить планы нового заговора, писала шифрованные послания Анне Австрийской, Гастону, Суассону, Роганам, посвятила в тайну Карла Лотарингского. Надо полагать, кардинал что-то об этом пронюхал, потому что неожиданно укрепил гарнизоны в Трех Епископствах, Туле, Меце и Вердене — французских анклавах в Лотарингии. Но Мари это не остановило.

— Госпожа, там вас кто-то спрашивает, — в двери протиснулась толстая румяная служанка.

— Кто спрашивает? — Мари почему-то взволновалась.

— Не знаю, господин какой-то.

— Ах, как ты глупа! Что же ты не спросила, кто он таков?

— Важный такой господин! Только картавый! — служанка хихикнула.

— Проси его в гостиную, — досадливо поморщилась Мари.

…Едва она увидела силуэт стройного мужчины, стоявшего спиной к окну, как сердце ее занялось от радости. Лорд Монтегю! Этот элегантный, образованный, утонченный англичанин был вместе с тем смелым, даже отчаянным, вездесущим и неуловимым. Герцог Бэкингем доверял ему самые конфиденциальные поручения, а граф Холланд сделал поверенным своей сердечной тайны. Явившись с письмом от графа к герцогине де Шеврез, Монтегю сразу добился ее благорасположения. Мари познакомила его с Карлом Лотарингским и не раз прибегала к его услугам почтальона. Накануне неизбежной войны неутомимый милорд был в постоянных разъездах, носясь из Савойи в Голландию, из Швейцарии в Венецию и Турин. Вот и сейчас он явно заехал сюда по дороге, и Мари жаждала услышать от него свежие новости.

— Ну, как дела? — спросила она, когда они обменялись приветствиями и сели в кресла. — Вы едете?..

— Да, в Лондон.

— В Лондон, — эхом повторила Мари.

— Началось! Герцог Бэкингем привел эскадру и захватил остров Ре; французы удерживают только два жалких форта, они окружены.

— Боже мой! — Мари всплеснула руками.

— Я только что из Германии, — Монтегю изящным движением одернул завернувшуюся манжету, — нам обещали войска. Герцог Савойский и герцог де Роган поддержат нас с юга, в Нанси сулят десять тысяч солдат. Еще немного, и мы будем диктовать Франции наши условия.

Мари вскочила и стала взволнованно ходить по комнате. Наконец-то! Не может быть сомнений, теперь они победят! Они — Бэкингем, Холланд, Мари и Анна! Что сможет им противопоставить этот зануда Людовик, глупая гусыня Медичи и сгнивший изнутри кардинал! Она въедет в Париж на триумфальной колеснице!

Монтегю тоже поднялся.

— Было приятно увидеться с вами, сударыня, но увы, мне пора ехать.

— Как, вы даже не отобедаете со мной?

— Весьма сожалею, но очень спешу. Если у вас есть что передать…

— Да-да, конечно. Обождите, я на одну минуту.

Мари быстро вышла и вскоре вернулась, держа в руках несколько аккуратно сложенных и запечатанных записочек. Монтегю раскрыл свой походный несессер, с которым никогда не расставался, и убрал их в потайной ящичек с хитрой пружиной.

Мари смотрела в окно, как он вышел из дома и сел в карету, дожидавшуюся во дворе. Раскрылись ворота, кучер взмахнул бичом, и колеса загрохотали по булыжникам.

Выехав за городскую черту, карета покатила по проселку.

Стоял конец июля, солнце плавилось в небе, изливая на землю зной; трава вдоль дороги пожухла и пожелтела, даже птицам было лень щебетать. Кучера разморило, и он не сразу заметил двух всадников в темных плащах и низко надвинутых шляпах, неотступно следовавших позади. Когда он спохватился, было уже поздно: один из преследователей, поравнявшись с каретой, прыгнул на козлы и сбросил возницу на землю, а другой, ловко вскочив на подножку, распахнул дверцу и наставил на Монтегю пистолет:

— Не дергайся, а то свинцом нашпигую!

Слуга милорда побелел как полотно, вжался в угол кареты и поднял кверху дрожащие руки, сам же Монтегю невозмутимо предложил забрать кошелек, висевший у него на поясе. Бородач только усмехнулся. Карета остановилась; сообщники обыскали Монтегю, отобрали у слуги несессер и пистолеты, потом один уселся напротив англичанина, по-прежнему держа его под прицелом, а второй вернулся на козлы и стал нещадно нахлестывать лошадей. Монтегю понял, что это не разбойники.

Они ехали по мало знакомым дорогам, вдали от городов, ночевали на каких-то сомнительных постоялых дворах. На ночь один из похитителей оставался сторожить, а другой ложился спать, привязав милорда за ногу к своей руке. Ему они не сказали ни слова, между собой говорили по-баскски, так что ничего нельзя было понять.

К вечеру третьего дня карета въехала в Париж. Монтегю понял это по ни с чем не сравнимому столичному шуму, крикам разносчиков и зазывал, грохоту колес проезжающих экипажей. Поколесив по городу, карета остановилась, возница сошел с козел и открыл дверцу. Монтегю вышел и увидел прямо перед собой мощные высокие ворота, увенчанные тремя скульптурами, а по бокам — две мрачные круглые башни. Бастилия!

Заскрипел ворот, залязгали железные цепи, и через широкий и глубокий ров опустился подъемный мост. Баски сдали пленников с рук на руки начальнику стражи и удалились. Узников провели через темные низкие ворота во двор. Монтегю искоса посматривал на почти глухие стены из темного камня, скрывавшие под собой страшные подземелья. Снова ворота, за ними другой двор, побольше. В глубине возвышалось довольно элегантное здание, украшенное знаменитыми часами: их держали два человека, мужчина в расцвете лет и дряхлый старик, прикованные за шею, за ноги и за талию, концы их оков обвивали циферблат и сплетались спереди в огромный узел.