Дьявол против кардинала - Страница 68

К оглавлению

68

— У вас неверные сведения, — Ришелье резко остановился и обернулся к послу. — Наш добрый король наделил меня полнотой власти во всем, кроме одного: вершить мир; так и передайте от меня Оливаресу.

Двадцать девятого декабря во дворце кардинала давали балет в честь его величества и обеих королев. А вечером того же дня Ришелье вместе с кардиналом де Лавалеттом, герцогом де Монморанси и маршалами Бассомпьером и Шомбергом выехал из Парижа в Лион.


Мощеный двор отеля Сен-Поль стал скользким от наледи, озябшие веточки деревьев в саду оделись инеем, а обивка стен и кресел в парадной спальне была расписана листьями цвета охры на сине-зеленом фоне — островок осени среди зимы. Потрескивали поленья в очаге, испуганно метались огоньки свечей, прибитые грубой ладонью сквозняка, на душе было холодно и печально, как в ноябрьском лесу.

Мария де Гонзаг, в простом платье из темно-синей тафты и с белой кружевной косынкой на плечах, полулежала на кровати с витыми колонками под балдахином цвета увядшей листвы. Рядом, в проходе, огороженном балюстрадой из низких белых столбиков, сидел на стуле Гастон. Дамы расположились у камина и тихо беседовали. Когда они обращались к стоявшему рядом Пюилорану, тот отвечал невпопад, потому что изо всех сил напрягал слух, пытаясь расслышать, о чем говорят те двое.

Но Гастон и Мария больше молчали. Прошло уже два часа, как герцог Орлеанский был здесь, все уже было сказано, однако Гастон не мог найти в себе силы встать и уйти. Лицо Марии словно окаменело, но в груди ее бушевала буря. «Господи, почему же он не уходит? — мысленно восклицала она. — Ведь я сейчас не выдержу!..»

Явившись к ней сегодня, Гастон с жаром принялся вновь убеждать ее выйти за него замуж. Они обвенчаются, уедут далеко отсюда — в Лотарингию, или в Англию, или в Испанские Нидерланды… Мария покачала головой: принять покровительство испанского короля? Это значило предать ее отца. Она не сможет быть счастлива, зная, что по ее вине отец лишится своих земель и доверия французского монарха. Нет-нет, она исполнит свой дочерний долг и вернется в Италию. Долг превыше любви…

Неслышно вошли слуги и заменили подсвечники на столике возле кровати и на каминной полке. Пора было уходить.

— Ну что ж, прощайте, — сказал Гастон, не вставая со стула.

— Прощайте… — еле слышно прошелестела Мария.

Он взял в свою руку ее холодные пальчики и сжал их. Из уголка левого глаза Марии выкатилась слезинка и прочертила блестящую дорожку на щеке.

— Прощайте, — сказал Гастон, вставая на колени и прижимаясь щекой к ее руке. Опершись на локоть, Мария провела другой рукой по его волосам. Слезы уже ручьями текли по ее лицу.

Дамы у камина обернулись в их сторону, Пюилоран сделал шаг вперед. Выпустив руку Марии, Гастон поцеловал край ее платья и поднялся.

— Прощайте, — сказал он дрогнувшим голосом, поклонился и пошел к дверям. — Прощайте! — выкрикнул он, обернувшись, и опрометью бросился к выходу.


Семнадцатого апреля 1730 года Гастон приехал к Людовику в Труа. Брат принял его радушно, крепко обнял, потом окинул пристальным взглядом, сощурив близорукие глаза и придерживая его руками за плечи. Гастону было уже двадцать два года, он возмужал и повзрослел, хотя в выражении глаз еще порой проглядывало что-то детское. Ни словом не упомянув о причине их долгой разлуки, Людовик заговорил с братом о делах, и это было внове. Король показал донесения от Ришелье: Пиньероль — ключ к Италии — взят. Испания требует его вернуть. Можно выполнить это требование, заключить мир с Испанией, обеспечив себе передышку, — и покрыть себя позором, признавшись в слабости, лишить престола Карла де Невера. Или же настоять на своем, но это значит ввязаться в войну в Савойей, а там и с Испанией. Если выбрать войну, то тогда уж не отступать, не считаться с расходами и (снова пристальный взгляд) забыть о внутренних распрях.

— Конечно! — твердо заявил Гастон, глядя ему прямо в глаза. — Пиньероль не отдавать; Савойю завоюем.

Людовик похлопал его по плечу и улыбнулся.

— Рад слышать это от вас, мой брат, — сказал он. — Вы сами видите, что дела вынуждают меня покинуть королевство и отправиться к армии. Теперь я могу это сделать с легким сердцем, потому что вы здесь, и я назначаю вас моим наместником в Париже и соседних провинциях на время моего отсутствия. А теперь пойдемте; все дела мы обсудим после обеда.

Глава 2
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Людовик вышел из церкви, беседуя с матерью, как вдруг оборвал себя за полуслове и замер, словно чем-то пораженный. Мария тоже остановилась, удивленно глядя на него.

— У вас новая фрейлина? — спросил, наконец, король.

Мария проследила за направлением его взгляда и поняла, что он смотрит на белокурого ангелочка с незабудковыми глазами и жемчужными зубками.

— Это Мари де Отфор, — сказала она.

— Мари… — мечтательно протянул Людовик. Он вдруг страшно засмущался, лицо его пошло красными пятнами, и ему не сразу удалось выговорить первое слово, когда он вновь обратился к матери:

— В-в-вы п-п-позволите мне служить этой даме и говорить с ней?

Мария от удивления лишилась дара речи, и Людовик поспешно добавил, глядя в сторону:

— Поверьте, у меня нет никакого дурного умысла!

— Я знаю, сын мой, — опомнилась, наконец, королева, сама ставшая пунцовой, — вы никогда не замышляли ничего дурного, тем более в своем дому. Разумеется, вы можете говорить с дамами и служить им, как любой другой дворянин!

Людовик на негнущихся ногах подошел к девушке и низко поклонился. Та порозовела и присела в реверансе. Они продолжили путь рядом; остальные фрейлины шли позади, шушукаясь и хихикая.

68