В середине августа они приехали в Брюссель. Столица встретила Марию еще большей роскошью и торжественностью. Перед Ратушей установили помост, затянутый алым сукном, и расстелили длинную ковровую дорожку того же цвета. Бургомистры заливались соловьями, прославляя «мать стольких королей и стольких добродетелей, сведенных воедино». Мария сияла от гордости и удовольствия. Ее поселили в бывшем дворце герцогов Брабанта; празднества в ее честь продолжались до конца месяца. «Если вам что-нибудь нужно, кузина, не стесняйтесь, приказывайте», — ласково говорила ей кроткая инфанта Изабелла. Кузина пожелала съездить в Антверпен. Там она остановилась в богато украшенном доме, похожем на дворец, своего давнего знакомого Петера Пауля Рубенса. Хозяин представил ей своего ученика Антониса Ван Дейка, придворного художника эрцгерцогини Изабеллы, который попросил дозволения написать ее портрет. Позируя Ван Дейку, Мария говорила с Рубенсом о политике. Она попросила передать маркизу д’Айтона, представителю Филиппа IV в Брюсселе, что с легкостью соберет армию в две с половиной тысячи всадников и пятнадцать тысяч пехоты; герцоги де Гиз, д’Эпернон и де Бульон преданы ей и готовы отстаивать ее дело. Таким образом, при поддержке непобедимых испанских войск она снова окажется в Париже, и тогда уже испанский король может быть уверен, что внешняя политика Франции, навязанная презренным кардиналом Ришелье, в корне изменится.
Непобедимые испанские войска тем временем собирались в очередную карательную экспедицию в попытке вернуть под власть Мадрида мятежные Соединенные Провинции. Испанская флотилия должна была спуститься в устье Шельды, чтобы затем рассечь голландскую территорию надвое и подготовить вторжение с суши. Мария Медичи обошла ряды солдат и благословила их оружие. Возможно, что невезение французской королевы оказалось заразительным: испанцы потерпели сокрушительное поражение от голландцев, которым помогали французские добровольцы с тайного благословения его высокопреосвященства.
Филипп IV получил это неприятное известие вместе с донесением маркиза д’Айтона о том, что королева-мать бежала из Франции и укрылась в его владениях. Эта новость короля тоже не обрадовала. Первый министр Оливарес прямо заявил, что не верит в способность Марии Медичи собрать обещанные ею войска. И даже если она их соберет, им придется платить огромные деньги без особой надежды на успех. Французскому королю это не понравится, и его мать останется сидеть на шее у испанцев. «Что же делать?» — спросил его Филипп. «Пусть едет в Германию, в Ахен», — предложил Оливарес.
Когда бедная инфанта Изабелла узнала о решении своего сюзерена, ей было уже поздно отступать: ее «кузине» в Брюсселе воздавали королевские почести, к тому же эрцгерцогиня обещала финансовую помощь Гастону, который собирал в Лотарингии войска для похода на Париж.
Тяжелая дверь медленно раскрылась, и в нее, пригнувшись, вошла Мари де Шеврез. Анна Австрийская просияла. Подруги обнялись и расцеловались. Сопровождавшая герцогиню монахиня тихо вышла, понимающе улыбаясь.
Королева часто наведывалась в свой любимый Валь-де-Грас и даже оборудовала там себе что-то вроде кабинета, где могла без опаски читать адресованные ей письма и писать родственникам в Испанию и свекрови в Брюссель. Монахини были целиком на ее стороне и всегда готовы оказать услугу: смолчать, где нужно, передать письмо, принять гостя.
Анна и Мари уселись рядом на стульях.
— Ну, как ваше самочувствие? Не пора ли уже расшнуровывать корсет? — игриво спросила Мари.
Анна вздохнула:
— Нет, опять ложные надежды. — Глаза ее наполнились слезами: — Он разведется со мной, отправит в монастырь!
— Что вы, ваше величество! — беззаботно махнула рукой герцогиня. — Развод — это верная война с Испанией, да и Его Святейшество не даст своего согласия. Посмотрите на себя: вы еще молоды, красивы, здоровы, а ваш супруг хил и склонен к ипохондрии. Если кто и виноват в том, что у престола до сих пор нет наследника, так только он.
К ее удивлению, эти слова не утешили Анну, а напугали.
— Так это правда! — прошептала она, побледнев.
— Что, что? — испугалась в свою очередь Мари.
— Меня хотят отравить! Моего аптекаря отправили в Испанию, а мне подсунули другого — о, Мари, если бы ты только видела эти хитрые лисьи глазки! Значит, точно: он не станет со мной разводиться — о нет, он для этого слишком благочестив! Меня отравят, и тогда он женится на этой Комбале!
— На ком?! — изумлению герцогини не было предела.
— На племяннице кардинала, — с ненавистью выдохнула королева.
Мари не удержалась от смеха.
— Помилуйте, это невозможно! — весело воскликнула она. — Такой надутый индюк, как ваш супруг, весь напыщенный от собственного величия, даже в бреду не подумает о женитьбе на той, кто ему не ровня!
— Ах, ты не знаешь кардинала! — горячо перебила ее Анна. — Король совершенно в его власти! У него повсюду шпионы; все подсматривают, подслушивают, доносят — это так гадко, гадко, гадко! — Она снова прижала платок к глазам. — Представь себе, недавно я писала письмо у себя в кабинете, так одна из новых фрейлин, которых ко мне приставили после того ужасного дня, все глаза скосила, заглядывая мне через плечо. А притворялась, будто читает книжку. Хоть бы потрудилась держать ее правильно, а не вверх ногами!
Мари снова рассмеялась.
— Просто кардинал до безумия в вас влюблен! — сказала она, улыбаясь и пожимая Анне руку.
— Ах, оставь ты свои глупости! — досадливо отмахнулась та.