Кардинал приехал из Парижа и с триумфом вступил в отвоеванный город. В тот же день на главной площади казнили двух нотаблей, подозреваемых в сговоре с врагом.
— Скольких теперь еще схватят? Скольких посадят в Бастилию? — мрачно сказал Гастон, когда ему сообщили о казни.
Ему вдруг стало страшно. Еще совсем недавно кардинал выглядел побитой собакой, а теперь, когда опасность миновала, вновь смотрит победителем. Его боятся, перед ним заискивают. И никто не знает, что когда Ришелье приезжал в королевскую ставку, на него готовили покушение. Или знают?..
У Гастона застучало в висках. Планы убийства строил его новый фаворит граф де Монтрезор со своим кузеном, служившим Суассону. Кого они успели посвятить в свой заговор? И не поторопятся ли теперь вчерашние заговорщики донести обо всем кардиналу? Нетрудно догадаться, кого тогда запишут в главные виновники, тем более что Суассон упорно не желает породниться с Ришелье, всячески уклоняясь от брака с его любимой племянницей — госпожой де Комбале. Год назад в Венсенском замке умер Пюилоран, а сейчас, как говорят, там готовят апартаменты для «важной птицы». Надо предупредить Суассона!
Девятнадцатого ноября оба сокомандующих покинули армию: герцог Орлеанский выехал в Блуа, а граф де Суассон — в Седан, к герцогу Бульонскому.
Неожиданный отъезд обоих принцев заставил Людовика встревожиться. В Блуа поскакали гонцы с заверениями в том, что Гастону не о чем беспокоиться. Тем временем герцог Бульонский воспринял приезд Суассона как сигнал к действию. Он тотчас связался с королевой-матерью; Суассон отправил своего фаворита Александра де Кампьона к герцогине де Шеврез, чтобы «все подготовить», ждали только прибытия Гастона, и тогда можно выступать. Но тот не приехал: в феврале к нему в гости нагрянул старший брат с женой, прихватив с собой — на всякий случай — две тысячи солдат.
Гастон махнул на все рукой: в конце концов, ему не нужна была корона, он просто хотел жить в свое удовольствие. Людовик уплатил его долги и дал денег на перестройку замка в Блуа; он даже обещал признать его брак с Маргаритой Лотарингской, если тот будет снова заключен во Франции. Пока «маленькая Анжелика» тосковала в Брюсселе, ее супруг утешался в разлуке с хорошенькой дочкой местного мещанина — Луизон Роже…
Луиза поднялась с подушек, приблизилась к королеве и присела перед ней в реверансе.
— Ваше величество, прошу вас, выслушайте меня, — произнесла она звенящим голосом.
Все разговоры прекратились. Король удивленно обернулся.
— Говорите, дитя мое, — милостиво разрешила Анна.
— Ваше величество, я решилась, и ничто не заставит меня переменить мое решение, — заговорила Луиза, волнуясь. — Я прошу у вас позволения покинуть двор и удалиться в монастырь.
Фрейлины зашептались, прикрываясь веерами; Мари де Отфор обменялась торжествующим взглядом со своей подругой Шемеро. Король был как громом поражен.
— Разумеется, дитя мое, я не смею противиться воле Отца небесного, раз он призывает вас служить ему, — ласково проворковала Анна. Людовик был готов ее убить.
Луиза снова поклонилась и отошла в сторону. Разговоры возобновились, словно ничего и не случилось. Девушка все еще была здесь, но ее уже не замечали, как будто ее и не было.
Людовик, ловко лавируя, приблизился к ней.
— Одумайся, что ты делаешь! — прошипел он.
— Все решено, ваше величество; так будет лучше для всех, — тонким голоском отвечала Луиза.
— Ты не можешь бросить меня, — Людовик встал вполоборота, чтобы никто не видел его лица. — Ты нужна мне, я не смогу без тебя жить!..
Луиза смотрела на него недоверчиво. В ее больших наивных глазах застыл немой вопрос: правду ли он говорит? Но что тогда значит…
— Вы скоро уедете на войну, я все равно не смогу быть с вами, — прошептала она, опустив голову. — А здесь, без вас…
— Хорошо, — сдался Людовик, — поговори с моим духовником, отцом Коссеном. Он даст тебе добрый совет. Но что бы он ни сказал… — король запнулся. — Дождись моего отъезда…
Он побыл еще несколько минут, затем простился с королевой и ушел.
Ришелье явился к королю с докладом и протянул ему записку, в которой подробно излагал свои планы военных операций. Людовик положил ее на стол, даже не просмотрев. Он сидел в кресле вполоборота, закинув одну ногу на другую и подперев рукой подбородок, лицо его было напряжено, а вторая рука, напротив, бессильно свесилась вдоль туловища. Кардиналу была знакома эта поза.
— Право же, ваше величество, вам не следует принимать все так близко к сердцу, — мягко сказал он.
— Девочка хочет запереть себя в монастыре, — бесцветным голосом отозвался Людовик.
— Не пристало великому королю занимать свои мысли ничтожной девчонкой, — в голосе Ришелье зазвучали металлические нотки.
Людовик резко обернулся к нему и оттопырил нижнюю губу, как избалованный ребенок. Потом лицо его приняло обычное страдальческое выражение, взгляд потух.
— Вы правы, кузен. Займемся делами.
Сквозь цветные витражи часовни струился мягкий, теплый свет. Луиза де Лафайет и отец Коссен вышли из исповедальни. Священник смотрел на девушку ласково и сострадательно.
— Теперь вы все знаете, святой отец, — сказала Луиза, искательно заглядывая ему в глаза. — Скажите же, что мне делать?
Отец Коссен подвел ее к изображению Девы Марии.
— Спросите ее, — сказал он, — и вы услышите ее ответ в своем сердце.
Луиза опустилась на колени; священник отошел в сторонку и отвернулся. Через некоторое время девушка присоединилась к нему.