Дьявол против кардинала - Страница 49

А кардинал, с трудом добравшись до дома, написал королю письмо с просьбой об отставке и слег. Пока врачи пускали ему кровь и накладывали компрессы, во Флери прибыли шестьдесят гвардейцев, посланные Людовиком охранять драгоценную жизнь его министра. Сам король, никого заранее не предупредив, неожиданно выехал в Блуа, велев явиться туда же своим сводным братьям Вандомам.

Несмотря на тревожные письма герцогини де Шеврез, испещренные восклицательными знаками, Сезар де Вандом, губернатор Бретани, и его брат Александр, Великий Приор, исполнили волю короля. Тот очень тепло их принял, заявив, что сгорал от нетерпения их увидеть. Через два дня Людовик вновь встал среди ночи и послал дю Алье арестовать своих братьев и препроводить их в Амбуаз, а оттуда в Венсенский замок, чтобы составить компанию д’Орнано.

Поскольку Бретань осталась без губернатора, необходимо было срочно заполнить вакансию. Не уведомив ни королеву-мать, ни кардинала, Людовик в конце июня отплыл по Луаре в Нант, велев двору следовать за ним. Гастона он не отпускал от себя ни на шаг и даже спал с ним в одной постели. Перед отъездом он отправил Ришелье письмо:

«Благодарение Господу, дела пошли на лад, как только Вы ими занялись. Я полностью Вам доверяю и не смог бы найти никого, кто служил бы мне лучше Вас. Прошу Вас не удаляться от дел, иначе они пойдут прахом. Я вижу, что Вы ничего не щадите на службе королю, и что многие вельможи держат на Вас зло, ревнуя ко мне; будьте покойны: я стану защищать Вас от кого бы то ни было и никогда не покину. Королева-мать обещает Вам то же».

Свежий ветерок надувал паруса, и весла убрали. Мимо проплывали зеленые берега с плакучими ивами, порой обрывистые, порой пологие, с песчаными отмелями. Белые домики смотрелись в водное зеркало, любуясь собой; время от времени старый полуразрушенный замок появлялся на холме, выглядывая между деревьев, и хмуро провожал взглядом узких бойниц королевские галеры.

Анри де Талейран, граф де Шале, стоял у бортика и смотрел на берег. Плаванье продолжалось всего второй день и еще не успело прискучить. Солнце играло лучами, то пуская «зайчики», то прячась за легкое облачко, и следить за этим было так хорошо, что и думать ни о чем не хотелось. Когда тебе двадцать шесть, ты молод, красив и любим, жизнь кажется копилкой наслаждений и удивительных приключений, приготовленных судьбой для тебя.

Кто-то хлопнул его сзади по плечу. Шале обернулся и увидел Лувиньи, своего закадычного друга. Было видно, что на него-то река не подействовала расслабляюще и что он жаждет действия.

— Завтра мы будем в Сомюре, там я дерусь, — начал он без предисловий. — Будешь моим секундантом?

— Конечно! — воскликнул Шале. — А с кем дуэль?

— Я дерусь с Кандалем, старшим сыном герцога д’Эпернона. Есть у меня с ним кое-какие счеты. Ну, а с ним будет Бутвиль.

— Бутвиль? — Шале смешался. — Что же ты сразу не сказал… Знаешь, я ему кое-чем обязан… Долг чести… Короче, с ним я драться не могу.

— Ты отказываешься? — Лувиньи посмотрел на него так, будто увидел впервые в жизни. Шале стоило большого труда настоять на своем:

— Ты знаешь, что я не трус и готов драться. Но не с Бутвилем. Пока.

— Понимаю, — насмешливо протянул Лувиньи, вскинув голову и сощурив глаза, — понимаю: вы хотите порвать со мной дружбу? Терпение: я переменю и друзей, и партию.

Он резко повернулся и ушел. Шале окликнул его пару раз и даже шагнул за ним следом, но потом пожал плечами и вернулся на место. Сначала на душе у него было скверно, но потом яркие блики и ласточки, сновавшие над водой, прогнали дурное предчувствие.

Третьего июля король прибыл в Нант. Ему салютовали пушки, затем на палубу королевской галеры перебросили мостки, ведущие к одним из ворот замка Анны Бретонской. Людовик, Гастон и их приближенные поселились в Малом дворце, остальные придворные разместились в городе.

Со времени разговора о поединке Лувиньи ни словом не перекинулся с Шале, всячески его избегая. Тот, раздосадованный, тоже перестал искать с ним встреч. Ему было жаль их дружбы, но, если уж на то пошло, на этом горячнике свет клином не сошелся. Однако Лувиньи затаил обиду. Едва ступив на твердую землю, он целыми днями переходил из кабака в кабак, рассказывая под большим секретом знакомым и незнакомым, что при дворе зреет заговор против короля, и главный в нем — граф де Шале. Знакомые отмахивались, смеялись и посылали шептуна проспаться, однако его россказни достигли благодарных ушей. Франсуа де Баррада, несостоявшийся преемник Люиня, не терял надежды снова приблизиться к королю. Раскрыть заговор против его величества — о лучшем нельзя было и мечтать!

Утром восьмого июля Шале был арестован. Несколько часов он провел в караульной под охраной шотландских стрелков с непроницаемыми физиономиями. В это время новый хранитель печатей Мишель де Марильяк допрашивал Лувиньи.

Увидев суровое лицо министра, Лувиньи понял, что шутки кончились. У него еще было время отступить, отречься от своих слов, но вдруг из потаенных закоулков его сердца выбрались, теснясь и толкаясь, все обиды на Шале, более удачливого в бою и в любви. Обвинения так и посыпались с его уст; ужасаясь сам себе, Лувиньи рассказал, что Шале участвовал в заговоре с целью помешать браку герцога Анжуйского, вел переписку с Лавалеттом и Суассоном, которые должны были поднять мятеж, более того, именно Шале поручили устранение Людовика XIII, и для того чтобы обеспечить себе успех, он якшался с астрологами, хиромантами и гадалками.