Анна Австрийская давно сменила фасон своих нарядов на французский, отказавшись от тяжелых испанских юбок на металлическом каркасе, в которых трудно было передвигаться. Она, правда, лишь наблюдала за играми фрейлин, не решаясь к ним присоединиться. К тому же в туфлях на двойных подошвах, которые она носила, чтобы казаться выше, бегать было неудобно.
Наконец фрейлины утомились и упали на подушки, разбросанные прямо на траве. Мари прислонилась спиной к дереву и запрокинула голову, глядя вверх, туда, где сквозь листву просвечивало небо. Грудь ее высоко вздымалась.
— Как жаль, что с нами нет господина де Вио, — сказала она, отдышавшись, — я уверена, что он прямо сейчас сочинил бы нам премиленькие стихи: он так тонко чувствует природу!
— Вот и славно, что его здесь нет, — строгим тоном возразила Анна Австрийская, — вы ведь знаете, что король его не любит.
— Ах, король! Что он понимает в поэзии! Конечно, ему ближе ваш старичок Малеро со своим высоким слогом и неживыми героями. А Теофиль…
— Теофиль? — оживилась сводная сестра короля Габриэль де Верней. — Вы столь близки, что называете его по имени?
— Что ж в этом странного? — Мари ни чуточки не смутилась. — Всех поэтов называют по именам: Гораций, Вергилий… А Теофиль в самом деле прекрасный поэт. Когда я читаю его элегии, то вспоминаю свой родной Кузьер, где провела детство: темный парк, пруд без всяких прикрас, ласточки носятся над дорогой перед дождем… А его стихи о любви! «Я вас поцеловал в неверном сновиденье, и, пусть Амур еще огня не угасил, а все же поостыл мой неуемный пыл, и распаленных чувств утихло возбужденье…»
— Боже, как интересно! — насмешливо сказала Антуанетта дю Верне. — На месте моего брата я бы внимательней изучала творения его протеже.
— Ах, какая ты, Антуанетта! — с досадой отмахнулась Мари. — Это же вовсе не про меня. Вот послушайте, какой он написал мне мадригал!
— Как, уже? — в притворном ужасе воскликнула принцесса де Конти. Оставив королеву-мать, она вошла в свиту Анны Австрийской. — Господин де Вио уже настолько осведомлен, что может со знанием дела воспевать ваши… ммм… вашу красоту?
— А ну вас! — Мари рассмеялась. — Вы судите о Теофиле по этой книге, о которой все сейчас говорят… Как ее… «Сатирический Парнас». Так вот: там нет ни одной строчки господина де Вио, он клятвенно меня в этом уверял. Правда, говорят, там есть довольно забавные вещи…
— Зачем же пересказывать то, что говорят другие? — небрежно обронила принцесса де Конти. — Не лучше ли составить свое собственное мнение, прочитав эту книгу?
— Как, она у вас есть? — Мари даже подскочила. — Милочка, голубушка, дадите мне ее почитать?
— Король сильно разгневается, если увидит ее у вас, Мари! — сочла своим долгом вмешаться королева.
— Не увидит. И потом, книги его не слишком интересуют, если, конечно, в них нет картинок о войне или об охоте.
Фрейлины засмеялись. Король с Люинем в это время вышли из парка и остановились неподалеку, разговаривая, по-видимому, о каких-то серьезных вещах. Мари смотрела на них, покусывая травинку, и в глазах ее вспыхивали лукавые искорки. Анна, стараясь не показать этого, следила взглядом то за ней, то за супругом.
— Ваше величество, идите к нам! — крикнула Мари и помахала рукой. Король обернулся, склонился в шутливом поклоне, потом приложил обе руки к груди, вытянул их вперед и бессильно опустил, поникнув головой, чтобы показать, что сердцем стремится примкнуть к веселой компании, но не может: дела. Они с Люинем пошли дальше, а Анна вдруг сердито поднялась со своего места. Что это с ней? Неужели ревность? Главное — совладать с собой, иначе при дворе поползут слухи, разрастаясь, как снежный ком; выдумают такое, чего не было и быть не могло.
Фрейлины тоже встали с подушек. Анна молча, степенно пошла в глубь парка. Ее догнала Мари.
— Вы сердитесь на меня, ваше величество? — шепнула она. — Поверьте, я ничем этого не заслужила.
Анна продолжала идти, глядя прямо перед собой.
— Вы знаете, — продолжала Мари, не стараясь заглянуть ей в лицо, — оказывается, я люблю своего мужа!
Анна остановилась. Мари улыбалась так мягко, так простодушно, что ей невозможно было не поверить.
— И знайте, что для меня нет ничего дороже вашей дружбы, — сказала она. — Кстати, в одном сонете, который написал по этому поводу Теофиль… — они взглянули друг другу в глаза и расхохотались.
Между тем разговор Людовика с Люинем мог бы сильно заинтересовать их супруг. В своей осторожной манере Люинь воркующим голосом исподволь развивал мысль о том, что королю следовало бы избавиться от своей неприязни к испанцам, по крайней мере, не проявлять ее столь явно. И даже если вся эта нация не вызывает у него большой любви, можно сделать исключение хотя бы для одной ее представительницы — королевы…
— Н-ну вот, и т-ты т-туда же, — щеки Людовика порозовели от смущения. — Я же тебе говорил: я люблю Анну. Люблю, как… сестру.
— Но она ваша жена, — с нажимом сказал Люинь. — А цель королевского брака — подарить Франции наследника престола.
— Не понимаю… Мы ведь еще так молоды… Или ты уже хоронить меня собрался?
Люинь не сразу нашелся, что ответить на столь прямо поставленный вопрос. Пока он подбирал уклончивые слова и составлял из них витиеватую фразу, король продолжил:
— Все твердят мне про наследника: и отец Арну, и папский нунций Бентивольо. А эти испанцы! — Людовик сделал гневный жест рукой. — Представляешь, недавно посол Монтелеоне спросил во время аудиенции, не нужно ли обучить Анну приемам обольщения, чтобы обеспечить продолжение королевского рода! Нет, каков! Предлагать такое моей жене! А испанских фрейлин ее я больше видеть не могу: они все…